![]() |
||||||||||||
|
||||||||||||
|
||||||||||||
Чаша
концертной летней эстрады, так
называемого «Зеленого театра»,
была похожа на гигантское ухо,
повернутое к бесконечным,
битком набитым, как на
стадионе, рядам. Ждали любимого
и популярного композитора, не
маэстро, не автора учебника по
теории музыки (об этом
упоминать до сих пор
"немодно"). И как бы
отвечая на это нетерпеливое
обожание и любопытство, он
вышел играть первую вещь сам.
Спрятал свое смущение и улыбку,
безотказную для друзей и
знакомых и излюбленную
фотографами. Лицо сразу стало
другим, с резкими морщинами
вдоль похудевших щек,
посветлевшее... Руки - крупные
(«да-а,- говорит он, - руки-то у
меня того... скорей
чернорабочего...»),
настороженно молчат на
клавишах, пока говорит оркестр.
Этот человек живет музыкой. Его удачи - это прорывы из тьмы, из тысячи мелодий. Он работает, как одержимый, постоянно, всегда. И, как в случае с вальсом, прорывается в нечто непостижимо прекрасное. Его удачи растут из чернозема многих замыслов, этюдов, черновой работы.Чтобы получилось что-то одно, что звучит годами, совершены сотни попыток. Мы, слушатели, видим, конечно, всегда только нарядную сторону жизни артистов и композиторов, а напрасные усилия, неудачи, провалы остаются, как это и должно быть, гдет - то там, за кадром, в душе композитора. Может быть, они-то и рождают тревожно-прекрасную ноту его вальса? Кто знает... Григоре Виеру писал: "Музыка Евгения Доги подобна природе. То есть, что я говорю: она сама природа. И Дога, истинное дитя музыки, над ее природой не надругался. Вся современная торопливость и суета в музыке будто минуют его. Музыка его сохраняет естественность ритма, простоту и ясность мелодии." |